Костенко Ирина

КОСТЕНКО Ирина Михайловна

Родилась 20 апреля 1979 г. в Хабаровске. Окончила школу, восточный и художественно-графический факультеты Хабаровского педагогического университета. Работала там же преподавателем японского языка. Потом — литературным сотрудником отдела очерка и публицистики редакции журнала «Дальний Восток».

Книги стихов И. Костенко — «Первый пепел», «С безмолвием на «ты» — оформлены автором. Участник третьего и четвертого форумов молодых писателей России, неоднократный победитель городских литературных конкурсов.

Член Союза писателей России. Живет в Хабаровске.

НА ЧИСТЫХ ПРУДАХ

В проталинах пруда две утки ждут мороза,
Когда они нырнут, становятся видны
Их лапки-лепестки шиповника и розы,
Дрожащие, как я, под ветром ледяным.

Безжалостно саднят нарывы судьботочин,
Когда гляжу на них, живых среди зимы.
Я возвращусь туда, где воздух обесточен,
Где застят горизонт деревья и холмы…

В проталинах пруда две утки ловят просо
Кружащего снежка. Прощаюсь (вдруг — навек?)
С прудами и Москвой седоволосой,
Уже одетой в снег.

* * *

На Соколе кусты еще не облетели,
Когда растаял снег, упав едва-едва.
Мне было хорошо от чокнутой капели,
Запевшей в ноябре. — С какого лиховства?..

А может, в мир пришли спасительные слёзы —
Рвёт связи жёлтый лист, рвёт небо самолёт…
Хабаровск дверь открыл: из горних кущ — в морозы,
И грохнулся Пегас коленями об лёд.

ХАБАРОВСК — МОСКВА

Как ёлка огнями, витринами манит Тверская,
Призывно распахнуты двери в «О. Г. И.«-»Пироги»…
А мы отошли, словно остров Даманский — Китаю,
В чернильную полночь бескрайней звериной тайги.

Весенние воды Европы ещё не сбежали
По водо- и судьборазделу Уральской гряды.
Здесь жизнь потаённей, незыблемей Божьей скрижали,
И годы в глухом карауле смыкают ряды.

Но вечно иная, как ветер, как тучи и осень,
Та горечь, присущая знанью: а мы не мертвы!..
И вынырнет утро, и здешняя вышняя просинь
Окажется глубже бескровного неба Москвы.

* * *

Вы все всегда во мне толпой —
Я не умею быть собой!
В плену противозначных слов
Мой ум о тысячи голов.

И не решаясь подналечь
И вытолкнуть топляк идей,
Впадает в анимичность речь
В антонимичности своей.

И в хор вступает шепоток
Чуть слышного самосознанья:
«Найти себя — войти в поток
Печали, кратной мирозданью».

* * *

Себя я нынче чувствую синицей,
Заманенной в пустые закрома.
Гимнастика для птичьего ума:
Мозг вылинял, как ветхая тряпица,
Иль опустел, как нищая сума?

Ответа нет. Шаблонное сознанье
Безвыходней надёжной западни…
Кого и сколько в этом ни вини,
Но жизнь моя — урок чистописанья,
Где лишних слов
И дерзких клякс — ни-ни,

Где выстроены буквы по линейке,
Как травы у обрыва на краю,
Как офицеры в траурном строю,
И многоточие в конце — как след ищейки,
Нутром задачу знающей свою…

* * *

 — Тут постоим? — Сотню лет!
Город здесь сходит на нет,
Рвется Амур, выгнув холку,
Из берегов, и след,
След самолета продет
В храмовый купол-иголку.
«Иже еси Отче Наш…» —
Вспыхнет сознанья витраж
Грань преломляющим светом.
Ласточка входит в вираж,
И трансцендентен пейзаж,
Как озаренье поэта.

* * *

Мне никак без неё, потому что она — это я
По характеру, воле, душе, напряжению нерва.
Из расчетов один нам известен — на «первый-первый":
Обе знак бесконечности гнём из нуля.

Я встречаю её в потайных переулочках сна —
Мы питаемся втайне святыми мечтами друг друга…
… Между нами — реальность жестокая, будто война,
Между нами — Японское море и русская вьюга.

А над будущим — гром
И распоротых туч пелена,
По погодным немыслимо ждать белый крест самолёта.
Что же мы натворили? Какая за нами вина,
Если Бог на прямое общенье не выделил квоту?

* * *

Помолюсь за чужого ребёнка
И за всех вообще помолюсь,
Ощущая протяжно и тонко,
Что едина и праведна Русь,
Что энергия в храмах России,
Как пасхальное солнце светла.
И Мария, с младенцем Мария,
В вещей скорби не хмурит чела.